Солнце над зеленой водой

Изрезанное фьордами побережье тянется почти две тысячи километров от Ставангера на юге до Тронхейма на севере, а общая длина береговой линии — 21 000 км — половина экватора. Да и сама по себе Норвегия большая страна: расстояние от Осло до Киркенеса равно расстоянию от Осло до Рима. Страна большая, но всего десятая часть территории — пригодная для жизни земля, в центре страны сплошные скалы, ледники, безжизненные горные плато, а фьорды — это тоже ведь горные ущелья, заполненные морской водой. Поселки лепятся к базальтовым склонам, и хорошо, если скудную почву из долин не смывают стремительные ручьи, и речки, и поблизости нет ледников. Например, даже сейчас, при полной механизации сельского хозяйства в коммуне Ульвик на берегу Гейрангер-фьорда используется всего один процент всех земель.

В старину каждое лето женщины и дети переселялись в горы, а потом по восемь–десять часов в день гоняли стада с одного пастбища на другое, а мужчины запасались сушеным мясом и вонючим козьим сыром гамальуст и отправлялись воевать и грабить — без разбоя и наемничества норвежцы на своей скудной земле едва бы выжили и сохранились как нация. Впрочем, и природа им помогла. Если бы не фьорды, побережье Норвегии было бы похоже на побережье Кольского полуострова или в лучшем случае на север Шотландии. А так — горы укрывают от полярных ветров, Гольфстрим не дает замерзнуть ни фьордам, ни живущим на их берегах людям.

Норвежцы воспринимают фьорды не только как дороги, но и как реки, которые — текут, причем в иное время очень быстро. Помимо приливов и отливов существуют сезонные течения, например, весной возле поселка Бойяоури вода движется со скоростью 17 кубометров в секунду — это результат таяния снега и льда. Когда светит яркое солнце, кажется, что вода во фьордах зеленая. Но если зачерпнуть воды из фьорда, видно, что никакая она не зеленая, а просто мутная, серая. Дело в том, что ледники ползут, стирают камни, тают, ручьи уносят песок, частички глины, пыль от стершихся камней, а в толще фьорда солнечный свет особым образом преломляется, и вода зеленеет. Зимой таяние не прекращается, но оно не такое активное, поэтому вода становится прозрачной и некрасивой, теряет свой таинственный цвет.

Обычная картина для норвежской зимы — тропические растения на берегу и снег над ними, на горных склонах. Лет десять назад возле Ставангера потерпел крушение теплоход, который вез экзотические растения в Россию. Теплоход затонул, а груз волнами прибило к берегу, горожане посадили возле своих домов что смогли: пальмы, жакаранды и бразильские рододендроны благополучно прижились. Но едва ли не в нескольких десятках метров выше над пальмами, на окружающих город горах уже растут только ели, еще выше — только можжевельники и папоротники. Поднялся на 800 метров, и начались вересковые пустоши с полярными березами и карликовыми ивами. На высоте 1200 метров — сплошные снега и льды, замерзшие озера. У воды климат мягкий, разница между ночью и днем небольшая, между зимой и летом тоже. В защищенных горами садах выращивают груши, вишню, черешню, клубнику. Большинство выращиваемых норвежцами сортов не соответствуют стандартам ЕЭС и поэтому на экспорт не идут. Но продукты местного производства ценятся во много раз дороже привозных, потому что они гораздо вкуснее. Если крестьянин имеет гектар земли, фруктовый сад, 60 баранов и 120 коз, то в очень небедной Норвегии он считается богатым человеком.

Премия за краба

Эпоха викингов началась в 793 году, когда они напали на английский остров Линдисфарн. Триста лет викинги разоряли Европу, попутно открыли и колонизовали Исландию и Гренландию, основали несколько королевств и постепенно поутихли. Реконкиста и расцвет инквизиции кроме известных последствий имели еще одно, на первый взгляд странное: умиротворение викингов.

«Клипфиск» — соединение двух норвежских слов: «камень» и «рыба». По старинному рецепту продукт готовится следующим образом: рыбу обезглавливают, потрошат, надрезают по хребту, солят, промывают, опять солят, снова промывают и — сушат, распластав на плоском камне. Вне Норвегии клипфиск больше известен по своему испанскому названию — «бакала». Собственно, испанцы, начиная со Средних веков, были главными потребителями и популяризаторами сушеной трески. Причины две: католичество и бедность. Испанцы строго держали многочисленные посты, инквизиция не давала им расслабиться, а из-за бедности они не могли себе позволить ни семгу, ни тунца, поэтому и ели самую дешевую рыбу — норвежскую сушеную треску. Важным достоинством бакалы было и то, что в жарком климате она могла храниться годами. Конечно, норвежцы всегда ловили рыбу. Археологи нашли свидетельства того, что и 10 000 лет назад в Бургендфьорде люди ловили селедку, треску и угрей, но только с производством бакалы викинги перестали быть теми, кем были, а стали вполне мирным народом.

Сейчас рыболовство в Норвегии процветает. Знаменитая норвежская семга, конечно, уже не та, ее выращивают на морских фермах, откармливают гранулированными кормами. Но треску ловят, как прежде, сетями. Правда, процесс предельно формализован. Когда к берегам Норвегии приходит треска, устья фьордов заполняются рыболовецкими судами. Накануне объявляют начало лова, и в четыре часа дня все забрасывают сети, а в шесть утра вынимают. Так делается, чтобы рыбные запасы не оскудевали. В Норвегии тщательно следят за любыми вмешательствами в природу, пытаются запретить атомные реакторы, дают деньги на утилизацию советских подводных лодок. И вот еще один показательный пример. Несколько лет назад в Баренцевом море внезапно расплодились гигантские камчатские крабы, случайно завезенные на днищах судов. В российском Заполярье крабам обрадовались, начали промышленный вылов. Соответственно наказывается браконьерство: в Мурманске штраф за добычу самки краба — 17 500 рублей. А в соседнем Киркенесе, наоборот, за уничтожение той же несчастной самки выплачивают премию в 1000 крон. Дело в том, что крабы ползают по дну и уничтожают рыбью икру, молодь, водоросли и вообще все, что попадается им на пути. Уже сейчас поголовье промысловых рыб в Баренцевом море заметно упало, а в Норвежском — возле Олесунна — несколько лет назад выловили рекордную треску весом 42,5 кг, таких великанш не ловили и в XIX веке.

Консервы и нефть

В мелких поселках по берегам фьордов норвежцы по-прежнему строят дома из дерева. Раньше они их красили самой дешевой краской — суриком, а сейчас соревнуются в выборе цвета, и денег на отделку не жалеют. Большую часть последних двух веков норвежцы жили беднее даже финнов и ирландцев. Ориентированную на вылов рыбы экономику лихорадило. В 1850 году к берегам Норвегии пришла сельдь, и страна стала стремительно развиваться. Но вскоре сельдь ушла, сотни артелей и заводов разорились. Через несколько лет заводы с большим трудом, но переключились на производство консервированных сардин. Маркетинговые усилия привели к тому, что сардины стали покупать по всему миру. Отголоски маркетинговой кампании начала прошлого века сохранились до сих пор: многие считают, что содержащийся в рыбных консервах фосфор необходим при умственной работе. Однако после Второй мировой войны главный потребитель сардин — Америка от консервов отказалась. Американцы стали стесняться есть консервы, никто не хотел считать себя бедняком и неудачником. А в Норвегии снова все разорились. В шестидесятые годы экономика страны переживала затяжной кризис. Но в 1965 году на шельфе Северного моря была обнаружена нефть. Поначалу никто в это не поверил, но через десять лет, в 1975-м была добыта первая тонна, и норвежцы разбогатели всерьез и надолго. Сейчас в Норвежском и Северном морях работают более 200 нефтяных платформ, а собирают их в порту Саннес, самая большая высотой 372 метра. Присутствие людей на платформах минимально, операции автоматизированы, добыча управляется из офисов на берегу.

Самый длинный тоннель

Берген (о нем мы подробно писали в № 8 нашего журнала) был крупнейшим ганзейским портом, всеми делами там заправляли немецкие купцы, а исконно норвежский центр рыбной ловли — Олесунн, в нем даже поставили памятник норвежке, которая делает клипфиск. А еще Олесунн — это начало популярного маршрута по самым знаменитым фьордам: Согне, Гейрангеру, Остер, Люсе — через Фьярланд, Ульвик и Берген к Ставангеру, Люсеботтену, Саннесу. Центром морского туризма Олесунн стал не так давно — как только были построены три грандиозных тоннеля, которые надежно соединили город с международным аэропортом и материком. Глубина тоннелей 137, 140 и 152 метра ниже уровня моря, дорога вьется серпантином, но петли длинные, пологие и во время поездки незаметны, дорога кажется прямой.

Норвежцы предпочитают тоннели мостам: в местных условиях их строительство обходится примерно вполовину дешевле. Например, на дороге Осло—Берген построено 40 тоннелей и только 12 мостов. Самый длинный в мире тоннель находится в Норвегии, его длина — 24,5 км. И самый странный — тоже здесь: на знаменитой железной дороге Фломсбанен поезд разворачивается под землей на 180 градусов. А самый дорогой тоннель — во Фьярланде: всего за 7 км подземного пути с легковой машины берут 150 крон. Многие тоннели платные, но как только строительство наполовину окупилось, проезд становится свободным. Норвежцы считают, что иначе и быть не может, ведь они платят самые высокие в мире налоги: от 36 до 50 процентов заработка.

До сих пор всего лишь одна длинная дорога в стране полностью сухопутна, на остальных нет-нет да и приходится загонять автомобиль на паром. Строительство дорог в стране предельно затруднено. Из крайней необходимости именно в Норвегии была построена первая в мире дорожная развязка. Макет 22-километровой Гейрангерской дороги был выставлен на всемирной выставке в Париже в 1890 году и поразил ее посетителей. Хотя первая в мире развязка — это всего лишь деревянный мостик над неширокой дорогой. Сначала надо было проехать под ним, потом сделать поворот на 270 градусов и проехать уже сверху.

Зимой горные норвежские дороги заносит снегом. Сто лет назад большую часть года они были скрыты под толстыми четырех–пятиметровыми сугробами. Сейчас дороги чистят, но все равно дополнительно обозначают красными вешками. Сто лет назад работы по расчистке Гейрангерской дороги велись восемь–девять недель. Чтобы побыстрее очистить дорогу, строили сараи и летом привозили туда чернозем, а по весне сыпали на дорогу, и под солнечными лучами снег таял быстрее. Сейчас перед началом расчистки заказывают снимки со спутника и пускают снегоуборочную технику. Чтобы не счистить лишнее и не упасть в пропасть, водитель лишь регулирует скорость движения снегоуборочной машины, остальное берет на себя заранее запрограммированный компьютер.

Путь на север

Страны Западной Европы из года в год заполняются эмигрантами: турки, индийцы, негры, славяне теперь не редки и в тихой провинции. А в Норвегии пришельцы живут почти исключительно в столице, у фьордов — только норвежцы, другие народы не выдерживают здешней жизни. По национальной однородности Норвегия уступает только Исландии: 97 процентов населения — коренное (в Исландии — 98). Зато средняя продолжительность жизни норвежца — 79 лет. Инфаркты, разводы и криминал почти полностью исключены. Официально пенсия начинается с 67 лет, причем и у мужчин, и у женщин, на тяжелых работах — с 62-х.

«Нор верг» дословно означает «путь на север». В отличие от завоевания Нормандии, Англии, Сицилии, Ирландии освоение севера было почти мирным, ведь кроме малочисленных саамов никто на этих берегах жить не хотел. А со временем выяснилось, что никто из других народов не собирается повторять «путь на север» даже в освоенной богатой стране.

В современной Норвегии даже маленькие деревушки соединены дорогами, через скалы пробиты тоннели. Но любовь к передвижению по воде не так просто отбить. По количеству маломерных судов на душу населения Норвегия уверенно держит первое место в Европе. Норвежцы следят за яхтенной модой, в любой набережной в норвежском городе или поселке первое, что бросается в глаза, — это обилие современных яхт. Норвежцы путешествуют на яхтах — от фьорда к фьорду. Возле каждого дома — флагшток, если флаг поднят, значит, хозяин дома, если нет — уехал. Это старинный обычай: с воды флаг издалека виден, если хозяин уехал, не надо к берегу приставать, время тратить. Ну а воров во фьордах нет, здесь только свои живут, не страшно показать, что дом пустой остался.