Балийское волшебство
В тени баньяна
Главное достоинство Бали – идеальный климат. Круглый год температура здесь и днем и ночью 24–28 градусов. У моря или в парке всегда легко дышится, нет давящей сырости, как где-нибудь в Таиланде, и даже в безоблачный день не хочется бежать под защиту кондиционера – устроился где-нибудь в тени под фикусом, и вот уже ветерок приятно холодит, сидишь и думаешь: ведь наверняка именно на такую погоду рассчитано человеческое тело – ни холодно тебе, ни жарко, ни сухо, ни сыро. Дожди на Бали редкие, короткие, случаются в декабре и январе, и на них никто не жалуется. Засух здесь и вовсе не бывает, повсюду тропически зелено. Второе достоинство – теплое море. Температура воды комфортная, равна температуре воздуха – 22–25 градусов. На мелководье можно плавать хоть час, хоть два, ни за что не замерзнешь. Третье достоинство – экзотика. Бали – заповедник самобытной ветви индуизма. Индийцы свою религию никогда не распространяли, понятие «миссионер» у них отсутствует. Считается, индусом нельзя стать, им можно только родиться. А вот балийцы – странный народ, исповедуют индуизм, в результате чего появился сплав их собственной древней культуры с культурой «Рамаяны» и «Махабхараты». Откуда взялся на Бали индуизм, о том много книг написано, а нам это не так и важно. В любом случае, экзотики на Бали столько же, сколько в Индии. Вышел за ворота отеля, чуть углубился в деревенские переулки – и вот неведомое: запахи, звуки, храмы, праздничные шествия, таинственные лица, красные цветки за ухом, корзиночки с подношениями для добрых и злых духов, саронги, венки, оркестры-гамеланы, девочки-танцовщицы и бойцовые петухи. Тысячи европейцев, попав на Бали, заболевают тропической жизнью в рассыпчатом ритме гамелана, приезжают вновь и вновь и остаются насовсем, пытаются раствориться среди балийцев. Замордованному стрессами и сословностью европейцу очень хочется сесть на корточках в тени баньяна и забыть про все – и про хорошее, и про плохое. Немало белых чудаков забираются вглубь острова, поближе к вулканам, наблюдают выбросы горючих газов и наслаждаются дикой жизнью: бродят по полям, изучают повадки летучих собак в тропическом лесу и традиционную балийскую живопись, курят марихуану и вечерами глазеют, как деревенские жители вперемешку с буйволами моются в реке.
Курорт в стиле «баунти»
Нусадуа – курорт на полуострове Букит, в 15 километрах от международного аэропорта, те самые эталонные тропики в стиле «баунти». Пятизвездочные отели Нусадуа расположены в огромном охраняемом парке, куда посторонним вход закрыт, а на пляжах дежурят неприметные охранники. В парке есть непроходимые заросли с ящерицами, ужами, древесными лягушками и стаями летучих мышей. Но ближе к отельным зданиям газоны пострижены, а деревья высажены в красивом беспорядке: фикусы, пальмы, увитые лианами тропические магнолии, мангры, папайи, акации. Отели нестандартной архитектуры, бассейны просторные, с водопадами и островами. Антураж поддерживается национальный: резьба по тику и гевее, балийские ворота, каменные изваяния и светильники. Уютно, тихо, никаких машин, людской суеты и открытых пространств. Парк подступает вплотную к пляжу. Еще одна рекламная картинка: песчаный пляж, спокойное море лазурного цвета и – нависающие над шезлонгами пальмы. Помимо прочего это означает, что берег надежно защищен барьерным коралловым рифом. Прибойные волны разбиваются вдалеке от берега, и даже у самой песчаной кромки вода прозрачная.
На мелководье лежат морские звезды всех размеров и расцветок, плавают тихоходные рыбы-кузовки, а из песчаных нор выглядывают донные угри. Метрах в тридцати от берега попадаются отдельные коралловые мели. Там живут мурены, рыбы-носороги, попугаи, бабочки, спинороги, осьминоги, иной раз увидишь и большую барракуду. Ближе к барьерному рифу возникают неровные полосы мягких кораллов, клубятся гигантские съедобные черви-палоло, охотятся морские змеи. Балийцы на морских змей не обращают внимания, не наступай на нее, и обойдется. Наступить на метровую змею действительно трудно, обычно она лежит себе на дне и подставляет солнцу расцвеченные синими и желтыми пятнами бока.
Но вот и барьерный риф. Чтобы выплыть из прибоя, надо найти пробитый волнами канал. С другой стороны сразу глубина, подхватывает течение. Трудно бороться с прибойными волнами, а с течением еще труднее. Океан вдруг обнимает, подхватывает, вода как будто становится плотнее – и вот закрутило, понесло прочь. А ведь так интересно, в голубой пропасти плавают огромные черные окуни меру, да и мелких рыб предостаточно: коралловые красотки-наполеоны, хирурги, попугаи. Но заглядываться нельзя, быстрее вдоль рифа, подальше от канала, в спасительную пену. Пускай обжигают кораллы, пускай волочит по острым обломкам. Где-то там впереди змеи, ежи, черви, но течение страшнее. Ночью в Нусадуа подсвечивают не только дорожки в парке, но и море. Оно и ночью теплое и прозрачное, свет пробивает воду до самого дна. Пашут песок трепанги, яростно вертят плавниками-пропеллерами, и улыбаются чему-то своему рыбы-ежи.
Прогулки без гида
Послышался глухой удар, и из седловины вулкана вырвался столб тяжелого темно-коричневого дыма. На высоте примерно в пятьдесят метров столб потерял силу, начал опадать и наконец застыл на несколько минут в форме ядерного гриба. Еще удар, послабее, и чуть в стороне от первого выброса взвилась в небо струя белого пара. Так сегодня напоминает о себе вулкан Агунг – проклятье Бали: тридцать лет назад после страшного землетрясения погибли тысячи окрестных жителей, и на целый год изменился климат. Огнедышащая гора истребила людей не лавой и не горячим пеплом, а ядовитыми газами, которые и сейчас вырываются из его чрева, только в меньшем количестве. Агунг – священная гора, потому что пышет природным огнем, и аттракцион для иностранцев, потому что очень красива, а смотровая площадка устроена на безопасном расстоянии.
Что бы ни рассказывали гиды, а главные открытия ждут в стороне от торговых галерей. Чуть за угол, и в двадцати метрах от продавца эбеновых слонов – балийское волшебство. В клетке под стрехой крытой рисовой соломой крыши раскачивается клетка, а в клетке – ворона вопит по-английски: «Привет-привет! Мое имя – Канди! Как тебя зовут, белый дурак?». И что-то еще добавляет скороговоркой по-балийски.
А как интересно просто побродить по ближайшей к отелю деревне! Заглянем во дворик. Женщины плетут корзиночки для подношений духам. Три раза в день корзиночки заполняют всяческими съедобными дарами и цветами и ставят к алтарю, на капот машины, на прилавок, на тротуар, выносят к кромке поля, на берег моря: на Бали везде духи – добрые и злые, и всех надо задобрить. Голый по пояс балиец сидит на корточках и смотрит на петуха в круглой клетке – любуется, что ли. Насмотревшись, вынимает петуха из клетки, заговаривает с ним и начинает то ли мять, то ли поглаживать. Если не знать, зачем балийцу петух в клетке, можно подумать, что он сейчас разомнет его живого, кости переломает, чтобы повкуснее стал. Но петуха из клетки балиец готовит не для еды, а для петушиного боя. Забава эта запрещена по всей Юго-Восточной Азии, а на Бали – пожалуйста, но по строгим балийским правилам: петушиные бои разрешены только в храмовых двориках и только по праздникам. Но так как на Бали больше 10 000 храмов и праздников примерно столько же, бои проводятся почти каждый день, и у большинства балийцев есть клетка для бойцового петуха, да и сам петух имеется, если только его накануне не зарезал во время боя более успешный сородич.
По пути туристу то и дело попадаются храмы – совсем крошечные и целые комплексы. Если не будут торопиться, их ждут открытия. Во дворике – большая чаша с водой, вечные корзиночки, цветы, листья. Рядом с чашей лежат разной величины половинки кокоса. Это балийские часы. В скорлупе просверливают дырку, кладут в воду – и скорлупа постепенно наполняется водой, тонет. Утонули часы, значит, вышло время молитвы или какого-нибудь обряда. Любознательный турист обязательно увидит на Бали праздничные шествия, съездит на провонявший всеми тропическими запахами рынок Пасар Бадунг, попробует пару десятков экзотических фруктов, сфотографируется на гигантской черепахе и в обнимку с летучей собакой и сделает множество собственных открытий, о которых не написано ни в книгах, ни в путеводителях, ни в этой короткой статье.
Закат в Джимбаране
Любимое блюдо балийца – сушеная говядина с рисом, бататом и немыслимым количеством пряностей. Повседневная еда – курица, рис, вареные овощи. Словом, ничего интересного для пресыщенного европейца. Другое дело – рыба, креветки, гребешки, трепанги, каракатицы. Лучше всего их готовят на пляже в Джимбаране, рыбацком поселке на западном берегу полуострова Букит.
К вечеру на рыбацкий пляж съезжаются сотни туристов и в ожидании заката рассаживаются под навесами. Занимаем столик у самого моря, ближе к воде никого нет. И сразу надо идти смотреть рыбу и креветок. Выбираем, нюхаем, мнем пальцем, чуть торгуемся. Все свежее, и цена падает быстро. Остаемся! Улыбчивая балийка кладет на весы красную коралловую рыбу, килограмм королевских креветок. Просим насыпать на весы немного гребешков и еще каких-то больших круглых раковин и все-таки добавить осьминогов.
Готовят наш заказ позади навеса. Креветки потрошат и надрезают, раковины вскрывают, рыбу рассекают на две половины, по позвоночнику. Потом все тщательно обмазывают специями и кладут в металлические сетчатые чехлы с крепкими зажимами. Полыхает в жаровнях скорлупа кокосовых орехов. Повара укладывают сетки на раскаленную решетку – и к морю ползет густой ароматный дым.
Закатное солнце садится в океан, на несколько минут небо становится ярко-розовым. Девушки-официантки зажигают на столе свечи, расставляют укрытые листьями тарелки, соусницы, салаты, круто сваренный рис и огромные орехи, в каждом из которых плещется почти литр свежего кокосового молока. Закатное небо блекнет, синеет, темнеет. Брызжет пальмовое масло, руки окрашиваются в цвет соуса – красный, темно-зеленый, оранжевый. А дыма и посетителей все больше, вокруг свободных мест не осталось. Но не слышно бренчания балийских ксилофонов. Никакой музыки! Вслушайся в шум прибоя, поговори с друзьями, обрадуйся, что попал в такое место.
Гамелан и Хануман
Первыми к публике выходят оркестранты, рассаживаются, обмениваются репликами и замирают. Тот, что сидит у большого ксилофона, – главный, он вжаривает палочками по пластинам, и рассказчик начинает монотонно выкрикивать стих из «Рамаяны». Главный персонаж – Рама, у него на лице толстый слой цветастого грима, он одет в царский саронг и ничего не говорит, он только хохочет и жестикулирует.
Статист на краю сцены трясет красными лентами, и рядом с Рамой начинает выгибаться красавица-невеста. Рама прыгает вокруг нее, вроде натягивает лук. Гамелан ярится все громче, вот-вот лопнут пластины. Из-за полога на сцену выкатывается на четвереньках мохнатое чудище в маске с окровавленным вампирским ртом. А чудище прыгает вокруг красавицы и – похищает ее. Компания танцоров разом взвывает, рассказчик тоже выкрикивает что-то бессвязное, и на сцену выпрыгивает соответственно одетый царь обезьян Хануман. Он не менее страшен, чем чудище, но считается, что он добрый. Танцоры начинают драться с царем, бьют палками, режут крисами, пытаются связать. Европейцы по незнанию болеют за танцоров, и когда Хануман раскидывает врагов, огорчаются, думают, что танец еще будет продолжаться, чтобы наконец добро победило зло. Но Хануман возвращает красавицу Раме, тот прижимает ее к себе – и тут же отшвыривает и мерзко хохочет. Музыка обрывается, танцоры меняются, переодеваются, выпрыгивает какой-то новый зверь.
Ничего не понятно. А та драма чем кончилась? А почему тогда красавица прыгнула в огонь? Колдунья, что ли? Гремят ксилофоны, визжит флейта, орет рассказчик. Лучше не спрашивать, никто не ответит белому человеку.
Связаться с экспертом YACHTING по вопросам покупки яхты или катера
