Бернард Олесински — дизайнер с острова Уайт

— А как вы работаете? Хотелось бы представить себе дизайнерское бюро Olesinski — что это, большая организация, современная техника?

— Восемь человек, считая секретаршу и вашего покорного слугу. Современная техника, ну да, конечно. Новейшие компьютеры. У нас собственные программы для анализа обтекаемости корпуса, сопротивляемости материала. Парни рассчитывают все до десятитысячной доли миллиметра. Потом кладут мне на стол, и я говорю: молодцы, молодцы! А я вот впихну еще один фут, посмотрите!

— Значит, однажды вычислив идеальные пропорции корпуса, вы не живете, как изобретатель, на проценты от своего открытия? Каждый раз приходится многое делать заново?

— Разумеется. Меняются не только пропорции лодки, длина, ширина, высота. Заметно увеличился вес, потому что опциональное оборудование включается в стандарт. Скажем, вместо 15 тонн лодка теперь весит 21. Правила судоходства ужесточились, к этому необходимо прислушиваться. А самое главное — прислушиваться к мнению клиентов. Буквально за пять-шесть лет многое успевает измениться. Это как с машинами: больше, быстрее, лучше — вот в чем вопрос. На который мы даем элегантный ответ (надеюсь, Шекспир не в обиде). Элегантный — ключевое слово. Я понял, что создал правильный корпус, когда увидел вживую, как это красиво.

— Корпус Olesinski — это было мгновенное гениальное озарение или итог множества проб и ошибок? Вы долго к этому шли?

— Я с ним родился.

— Как это?

— Остров Уайт — вы знаете, что такое остров Уайт? Я живу здесь всю жизнь. Верфи, большие и маленькие, кустарные мастерские, и всюду делали лодки. Я работал подручным у братьев-близнецов, Боба и Уолли. В 15 лет сделал первый пошедший в дело чертеж, в 20 рисовал свой первый стофутовик.

Как раз в ту пору начались гонки Daily Express Powerboat Offshore. Волны в проливе Солент очень сильные, опасные волны. Как-то раз Jim Wynne выиграл гонку, а у его напарника были сломаны обе лодыжки. Романтические времена. Приходили корабли из Италии, даже из Америки, и на борту везли знаменитые лодки — Speranziella итальянского дизайнера Renato Levi, Ghost Rider — так называлась лодка Jim Wynne, он тоже сам ее проектировал. Blue Moppie — это Sam Griffiths и знаменитая Surface братьев Gardner. Все они заправлялись у нас, в Cowes. Я смотрел во все глаза, запоминал, как устроены плоскодонки, гоночные, моторные, парусные. Друг моего друга проводил меня на завод, где делали моторки. Я мерил каждую деталь, потом просчитывал, чертил и думал: я мог бы сделать это лучше.

Я учился как в Средние века, как подмастерье. Начинал мальчиком на подхвате, делал грубую физическую работу, носил тяжести, потом помогал плотникам и так далее. Смотрел, как работают другие, копировал, пробовал что-то добавить свое. До тех пор, пока не доказал себя. Я рос среди великих корабелов, эти люди всю жизнь посвятили ремеслу.

Мои хозяева, братья Уолли и Боб, были идентичные близнецы, их так и звали: «Уолли-Боб». У них даже зубы начинали болеть одновременно. Но Боб умер молодым, и его брат как-то сказал мне: «Знаешь, Олли (тогда-то меня никто не звал мистер Олесински), я все думал, что Боб как-то свяжется со мной, подаст знак». — И что? — «Ни звука». Их все знали, не только на острове. Bert Shead, отец дизайнера Don Shead, заказал моим хозяевам лодку. Это был экзамен, как в средневековом цехе. Делали шедевр. Потом пошли заказы, и вскоре я уже работал самостоятельно.

Я начал с Powles. Это уже серийная модель, хотя серии тогда были небольшие, мы знали каждого покупателя. Среди них был и Peter Townsend, дружок принцессы Маргарет. Для Powles я и разработал то, что теперь называется «корпус Olesinski».

— Более 30 лет назад. Значит, при всех инновациях основная идея остается неизменной?

— С одной стороны, я вполне прогрессивный человек. Я уже говорил вам, что у нас тут все оснащено компьютерами? И лодки теперь строятся с другим оборудованием, из других материалов. Но с другой стороны, в чем-то я консерватор, конечно. Я доверяю своему глазу и руке больше, чем вычислительным машинам. И все архитектурные изменения вносятся ради удобства, скорости, красоты, а не лишь бы сделать что-то новое. Погоня за модой — опасная вещь. Кто это сказал: «Гоняясь за модой, рискуешь оказаться старомодным»? Да-да, посмотрите, супермодные машины, костюмы — как быстро они устаревают. Классика вечна. Для меня классика — то, что соразмерно человеку. Придумано человеком и для человека. С уважением к вещи и к тому, кто будет ей пользоваться, а не лишь бы удивить.

— На мой русский слух, вы рассуждаете как истый британец. И работаете на английские компании, Fairline и Princess. Вы бы сказали, что вы сугубо британский дизайнер, что в вашем проекте есть нечто, присущее именно британскому стилю?

— В общем-то, необязательно. Я делал первые Azimut для Paolo Vitelli. Он был тогда молод, только начинал. Мы все были молоды. Но я готов с вами согласиться — я не просто британский дизайнер, я — дизайнер с острова Уайт. Я пытался объяснить вам, что такое наш остров. Я не смог бы жить ни в каком другом месте. Не смог бы придумать свои лодки.

— Вы проектируете только серийные модели или работаете также на заказ?

— Когда-то я делал клиентские лодки. Давно.

— Почему так?

— Времени нет. Мы завалены работой. Было бы обидно возиться с уникальным экземпляром, когда я могу сделать столь же уникальную лодку, но для многих клиентов. На самом деле эти модели — Princess, Targa, Squadron — по-моему, они идеальны. Не вижу причины делать индивидуальный заказ, когда можно выбрать то, что тебе нужно.

— Какой из этих моделей вы более всего гордитесь?

— Каждой. Я не делаю плохих лодок. Не работаю с людьми, которые не умеют делать лодки. В каждой модели есть что-то свое, и в своем роде каждая — совершенство. Иначе зачем бы я стал возиться? У меня едва остается досуг порыбачить. Посмотреть из окна на Пролив. Я живу в доме на берегу. И я думаю: когда я состарюсь и не смогу больше строить лодки, я буду просто сидеть у окна и смотреть, как они проходят мимо. И буду счастлив.

— А какая лодка у вас?

— Самая простая. Рыбачья. Сделанная вручную, по-старинке, моими давними знакомыми. Я всегда могу воспользоваться любой из построенных мной яхт. И пользуюсь, признаться, друзей покатать. Но мне нужен простой ялик, я люблю быть с морем наедине.

— У меня есть личный вопрос. Ваша фамилия, Olesinski, звучит совсем не по-английски. Скорее что-то славянское.

— Мой отец был поляк. Он служил на подводной лодке Orzel, «Орел». Когда началась война, лодка ушла от немцев в Таллинн. Это героическая история, о ней много писали. В Таллинне даже памятник есть этой субмарине и в Англии тоже. Из Таллина cубмарина без навигационных карт, по заминированным проливам ушел в Англию, чтобы сражаться с немцами. Всю команду вместе с судном приняли в британский военный флот. А через год лодка не вернулась с задания. К счастью, отец был в вахте на берегу. Потом он попал на остров Уайт, познакомился с моей мамой. Я родился в самом конце войны. Но отца я не помню, он очень рано умер.

— Теперь я понимаю, почему вы говорите, что родились с «корпусом Olesinski». Вы действительно с рождения связаны с морем.

— Даже до рождения, как видите. Вы пытаетесь подобрать определение нашей работе — классика, инновации, но это, как море, — все время новое и всегда остается собой. Мы ищем новые решения, потому что ничто не стоит на месте. Но когда мы находим это решение, предлагаем лодку, которая не устареет ни завтра, ни через 10 лет.

А, вспомнил, кто сказал: «Гоняясь за модой, рискуешь оказаться старомодным». Оскар Уальд. Надеюсь, русские клиенты с ним согласятся. Это же классика.