Балтийская Mille Miglia

Первое место на последнем этапе вы разделили с датской командой, хотя на финише первыми были именно вы…

В.Я.: На старте последнего оффшорного этапа в Хельсинки мы вырвались вперед, долго лидировали, пока ночью (как уже не раз бывало на предыдущих этапах) не попали в безветрие и нас все не объехали. Пришлось догонять. Догнали всех, кроме датчан. У них был очень хороший рулевой – наш русский Валя Зубков. Причем он появился практически случайно – подменил датчанина, которому не дали российскую визу. Уже за милю, может быть, за две до финиша, обнаружилось, что финишное судно стоит не там, где по координатам должен быть финиш. Было непонятно, то ли надо идти к судну, то ли следовать за датчанами, которые пошли в другую сторону. Но в итоге мы пересекли финишную линию раньше них. Они подали протест, что финишное судно стояло не на месте. После рассмотрения оргкомитет решил, что «победила дружба», в смысле, что победителей будет двое. Причем мы с ребятами еще до вынесения решения договорились, что если первыми назовут нас, то отдадим победу датчанам, чтобы они не расстраивались. Для нас это ничего не решало, так как мы уже в любом случае выиграли оффшорный зачет и побеждали в общем. Но судьба распорядилась иначе.

Тяжело ли было освоить ClubSwan 50, на которой до этого не выступали?

В.Я.: Да, яхта сложная, и она близка по вооружению к лодкам, на которых проходят серьезные регаты мирового уровня. Подавляющее большинство членов нашей команды, кроме одного человека, эту лодку видели первый раз в жизни. А у нее много особенностей, настроек и заморочек с парусами. Если бы не наш супер-баковый, Женя Егоров, результат был бы не таким хорошим. Он уже два раза участвовал в NSR и мог ориентироваться на этой яхте с закрытыми глазами. Ночью при штормовом ветре просто чудеса вытворял на баке.

Тренировки проходили на этой же лодке?

М.Т.: Да, но их было мало. По сути всего один тренировочный день в Киле накануне старта. Но в этом смысле все участники были равны. Организаторы строго следят за графиком. Если по расписанию день отдыха – никто никуда не идет. Несмотря на это, мы достаточно быстро «въехали» в лодку, притом что ни я, ни Вадик, ни Миша с Максом [яхтсмены-олимпийцы братья Шереметьевы] никогда не ходили на «сване».

Когда вы осознали, что сможете выиграть регату?

В.Я.: Где-то в середине, когда поняли, что из себя представляют другие команды. Увидели, что они ошибаются, и, в принципе, можно у них выиграть. Понятно, что мы тоже допускали ошибки, но и они не идеально гоняются. И вот тогда стало ясно, что можно побороться. В яхтинге высокого уровня все обладают примерно одинаковой техникой и тактическими приемами, но при сильном физическом и моральном напряжении человек не выдерживает и начинает допускать ошибки. У кого их меньше, тот и выигрывает.

М.Т.: У меня лично понимание того, что мы можем выиграть, появилось, когда я убедился, что мы можем неплохо держаться на оффшорных этапах. Я больше всего переживал именно за них и на первом переходе из Киля в Копенгаген вообще не мог отпустить руль, просто прилип к нему. Рулил какое-то адское количество часов и не мог поверить, что я на это способен. Мы со старта везли преимущество и очень нервничали, не зная, сможем ли вообще показать достойный результат в оффшоре. После Копенгагена стало ясно, что сможем. Хоть мы пришли туда и вторыми, для нас это была победа.

Чем в плане стратегии и тактики оффшорные этапы отличаются от береговых?

М.Т.: Здесь сводятся на нет навыки коротких гонок и больше важны правильная навигация и навигатор, который может, к примеру, правильно рассчитать углы лавировки ночью. Если повернете не вовремя или не туда, то можете всех пропустить и уже не догнать. Каким бы гениальным ни был ваш тактик, в отличие от олимпийских регат, на оффшоре он не видит других участников, не знает, какой у них ветер и что они делают. Вы больше гоняетесь с ветром и сами с собой, чем с остальными.

В.Я.: В оффшоре очень важно настроить лодку на максимальную скорость. Производители яхт составляют таблицы, так называемые полары. Из них известно, что яхта при таком-то ветре может развить столько-то узлов, и 80% времени и усилий экипажа отнимает тонкая настройка в попытках разогнать лодку еще быстрее. Ветер все время меняется, и все непрерывно занимаются перенастройкой яхты. Это постоянная работа, которой мало кто из нашей команды раньше так серьезно занимался. Все постигали в процессе.

В чем основная сложность ночных переходов?

В.Я.: Ночью хочется спать! При этом никто не отменял маневры. Нельзя просто взять и решить, что ночью не маневрируем. Маневры совершаются тогда, когда это нужно, и ночью их может быть очень много. И два-три человека, которые обычно стоят на вахте ночью, не могут сделать маневр – для этого нужны все десять членов экипажа, особенно в сильный ветер.

А как же темнота?

В.Я.: Смотреть особо не на что. Идет борьба с приборами. Вот приборы, вот веревка, и твоя задача – просто все настроить на максимальную скорость.

М.Т.: Да, но рулите вы по крену, по «колдунам» на парусе, которые показывают правильный угол. Их ночью тоже не видно. Постепенно «прируливаешься» и начинаешь чувствовать нагрузку, ловить оптимальный крен, который надо держать. И, в принципе, можешь идти с закрытыми глазами.

Судя по трансляциям, у вас было много довольно острых моментов на регате…

В.Я.: На самом деле, они были у всех, просто организаторы и пиар-службы так искали «горячие» сюжеты, что мы в чем-то им подыграли. Но это, на самом деле, обычная ситуация.

М.Т.: Ну, Паша выпал за борт совсем незапланированно…

В.Я.: Паша да, но это было уже в самом конце. В телеэфир попали в основном наши брочинги. В условиях сильного ветра, когда лодка идет полным курсом да еще и перегружена парусами, как наша, при достижении некоторого угла крена яхта становится неуправляемой, резко меняет курс и заваливается. Естественно, этого надо избегать. Но идет борьба за скорость, приходится рисковать и постоянно идти на грани брочинга. Это очень тонкая грань, особенно ночью, когда ничего не видно.

А что случилось с вашим коллегой?

В.Я.: Коллега выпал… Это произошло как раз на финише последнего этапа. Мы пытались догнать датчан и найти финиш, одновременно боролись со шведами. Шла постоянная смена парусов: то ставим генакер, то убираем, то поворот, то-се. Я во­зился с веревкой, стоя спиной к баку, и вдруг Миша рядом со мной орет: «Человек за бортом!» А это катастрофа, потому что в такой сильный ветер, пока смайнаем паруса, пока развернемся, пройдет 5–6 минут и человека уже не будет видно. Хорошо, если вообще сумеем подобрать. Оборачиваюсь и вижу – торчит рука из воды. То есть Паша все-таки удержался за что-то, хотя почти весь был в воде и его жилет надулся. Двое наших прыгнули на тот борт и сумели его вытащить. Просто чудо, что он удержался, потому что ветер дул очень сильный, на финише было до 40 узлов.

Кто в команде отвечал за тактику и стратегию?

М.Т.: Миша Шереметьев. Он опытнейший тактик, у него всегда есть множество схем, как действовать в самых разных ситуациях. Во время гонки они с Максимом постоянно коммуницируют, советуются – ведь в олимпийских классах они гонялись вдвоем. Макс все время дает информацию, кто «поднялся», кто «открутился», потому что тактик что-то может не видеть.

В чем cуть тактики парусных гонок? Не все наши читатели хорошо себе это представляют.

М.Т.: Парусный спорт называют шахматами на воде. Там так же важно думать на несколько ходов вперед. А еще важно очень хорошо знать геометрию.

В.Я.: Основная проблема – то, что ветер нестабильный, и хороший тактик должен видеть, в какой части акватории какой ветер, как он меняется по направлению, по частям акватории и по времени. А супер-тактик должен вообще это предвидеть.

М.Т.: Мало пройти там, где больше ветра, правильно «скрутить» галс, нужно еще понимать, где в этот момент будут соперники. Потому что если вы сделаете поворот там, где нормальный ветер и нормальное направление, но повернете под соперником или, допустим, попадете в «отработку», то это не будет иметь никакого смысла. Все эти факторы тактик должен учитывать. Этому не научишься по учебникам – только с опытом. Во многом поэтому мы пришли в «Лазер». Гоняясь на больших лодках, этому не научишься, там вообще все по-другому.

В.Я.: Ты сидишь три дня и держишься за одну веревку – это про оффшор (ну я слегка преувеличиваю). А на швертботе-одиночке все можно прочувствовать на себе. Там чуть не в ту сторону повернул и уже проиграл три корпуса.

Правильно ли я понимаю, что остальная команда, помимо тактика, может и не понимать всех его задумок, а просто выполнять?

М.Т.: Желательно, чтобы еще понимал рулевой. Ибо если он не понимает замысла тактика, это чревато ошибками. Это очень важно, особенно когда у вас новый тактик, и вы с ним еще не знаете друг друга. За несколько лет мы Мишу примерно изучили, но и то не всегда понимаем, чего он хочет, а на объяснения времени обычно нет.

В.Я.: Особенно когда вы попадаете в какую-то очень динамичную ситуацию, например, на огибании знака, вокруг другие лодки, счет на секунды, кому-то надо уступать, кому-то не надо, бывают протесты... Там просто нет времени на обсуждение, приходится угадывать замысел, если ты изначально его не понял.

Как вы пришли в парусный спорт?

В.Я.: Я в студенческие годы занимался в яхт-клубе «Буревестник». Так называлось спортивное общество профсоюзов работников и студентов ВУЗов СССР, из него вырос одноименный яхт-клуб. Я состоял в нем еще в 90-е годы, получил квалификацию, гонялся на лодках олимпийского класса, но это продолжалось буквально два-три года. Потом в стране все сломалось, надо было зарабатывать деньги, и я на 20 лет выпал из этого дела.

М.Т.: Меня к яхтам пристрастил отец, офицер ВМФ. В секциях я не занимался, но ходил с папой под парусом. Моей настольной книгой была «Школа яхтенного рулевого», я до сих пор помню ее обложку и даже год издания. В начале нулевых мы с Федором и Оскаром Конюховыми пересекли Атлантику на парусном катамаране. Это легендарная лодка. Ее построил англичанин Питер Блейк, он же выиграл на ней трофей Жюля Верна (приз за самый быстрый кругосветный переход). После него яхта попала к некоему Тони Булимору, у которого хранилась в полуразобранном состоянии. Мы потратили полгода, чтобы заполучить эту лодку, собрали команду и сделали это [перешли через Атлантику]. Ну а потом я выучился на шкипера, и начались путешествия. Затем понял, что все-таки хочу гоняться, стал участвовать в регатах – Кубок короля Таиланда, Rolex Middle Sea Race, Giraglia.

В.Я.: C Максимом мы познакомились как раз на большой яхте в Таиланде. В какой-то момент поняли, что хотим вернуться к истокам, гоняться на спортивных яхтах, и пришли в школу Екатерины Скудиной, начав участвовать в вечерних регатах на Химкинском водохранилище в Москве. Стали немного тренироваться с Игорем Скалиным.

Парус для вас это хобби или вы планируете стать профессионалами?

В.Я.: Есть профессиональные ребята, которые с детства занимаются парусным спортом и этим зарабатывают деньги. И есть те, кто платит деньги. Они мало что умеют, но готовы платить. Мы хотели все время перей­ти из этой части в ту, то есть разрушить, образно говоря, разделяющую их стену. И вся наша жизнь в парусе – это попытка забраться выше, стать ближе к профессиональным яхтсменам, больше уметь, больше понимать, ну и меньше тратить денег.

М.Т.: Меньше тратить денег так и не получилось, но мы действительно не хотели быть владельцами, которые приходят на лодку за пять минут перед стартом, хватают штурвал, выпивают бокал шампанского, и дальше весь экипаж там прыгает как блошки, а они рулят и наслаждаются процессом. Мы хотели и хотим именно спорта, надрыва, быть в самой гуще. В некоторых российских командах владельцы часто этакие олигархи-лайт…

В.Я.: Да, своеобразные такие…

М.Т.: И они зачастую держатся особняком от остальной команды. А профессионалы, как правило, молодые ребята, и тоже сами по себе. Вот если посмотреть на итальянскую или французскую команду, то там непросто понять, где владелец, а где шкотовый.

В.Я.: Да, надо мыть лодку – все моют, надо парус ставить – все вместе ставят.

А как у вас?

М.Т.: У нас, наверное, уникальный экипаж в этом смысле, потому что мы, во-первых, по возрасту ближе к нашим профессионалам, тем же братьям Шереметьевым, а, во-вторых, нас сближает общая ментальность. Конечно, для них это работа, но это не та ситуация, когда они отрабатывают, а мы развлекаемся. Они так же увлечены процессом. Миша Шереметьев чуть ли не головой о гик бьется, если в гонке что-то происходит не так, очень переживает. Да и мы, конечно, тоже. Зачастую мы даже живем вместе, а не как вот некоторые владельцы живут в пяти звездах, а все остальные там...

В.Я.: На берегу (смеются).

М.Т.: Когда в Монако гонялись в зимней серии, вообще всей командой жили в одних апартаментах.

В.Я.: Короче говоря, мы пытаемся своим примером сделать русский яхтинг более европейским. Кстати, в команде мы часто меняемся ролями. То есть когда Максим за штурвалом, я тяну шкоты наравне с остальной командой, и наоборот, когда я рулю, Максим тоже работает. Это помогает нам в гонке. Потому что рулевому надо уметь работать на всех позициях, чтобы понимать команду – что она может сделать, а что нет, какие маневры и с какой скоростью возможны.

В прошлом году вы стали победителями Национальной парусной лиги, но сезон 2019 сложился не так успешно. В чем причина?

М.Т.: В этом году положили кучу сил на NSR и это сказалось на наших результатах в НПЛ, так что в этом сезоне мы выступили несколько хуже, чем в прошлом.

В.Я.: Плюс пришлось экспериментировать с составом, потому что наш Максим Шереметьев стал гоняться на лодке RC44 в команде «Таватуй». Так что на некоторых этапах Лиги нам приходилось искать ему замену, от этого терялась слаженность.

Хотели бы освоить новые классы?

М.Т.: Обсуждаем идею уйти из Melges20, в котором гоняемся уже четыре года и перейти в J70. Это лодка, на которой мы гоняемся в Национальной Парусной Лиге. Она действительно очень хорошая, удобная и интересная. Потому что Melges20 – очень сложный технически класс, очень конкурентный, но он не растет. А J70 – один из самых массовых классов в Европе, в Америке и продолжает набирать популярность.